VIP значит вампир - Страница 98

– И ты еще обвиняешь меня? – рассердилась я. – Сперва влез мне в мозги, избавив от «неприятных воспоминаний», – передразнила его я, – а теперь обвиняешь в легкомыслии? Да если бы я знала про маньяка-убийцу, я бы носа из дому не высунула. Да, кстати, – спохватилась я, – я ведь про него толком ничего и не знаю.

– Никто не знает, – мрачно возразил Глеб. – Про него никто ничего не знает. Кроме того, что он отъявленный псих.

– Вы даже не в курсе, мужчина это или женщина? – изумилась я.

Глеб молча помотал головой.

– Рассказывай все, что знаешь об убийствах, – потребовала я.

Глеб нехотя продолжил свой рассказ, прерванный моим признанием.

Убийцу Индиры не нашли, но через неделю появилась новая жертва – актер Марк Шальнов. Та же смертельная доза яда, та же записка рядом с телом.

– Да ты что! – ахнула я. – И он был вампиром? С ума сойти, я его обожала. Мы с Сашкой раз пять на его спектакли ходили.

– Так вот, – продолжил Глеб, – причина смерти – тот же самый яд. И опять никаких зацепок. Дальше – больше. Убитых начали находить почти каждую неделю, наши страшно перепугались. В тусовке стали ходить слухи о серийном убийце, хотя Гончие терялись в догадках, пытаясь найти что-то общее между жертвами, и ничего не находили. Слишком разными были убитые и по роду занятий, и внешне, и по кругу интересов, и по вампирскому опыту.

– Это охотник на вампиров? – поежилась я.

– Хуже, – мрачно сказал Глеб и поднял на меня потемневшие от гнева глаза. – Это один из нас.

– Но как? – опешила я.

– Убийца в курсе всех наших вечеринок и часто подстерегает своих жертв до или после праздника, – поведал Глеб. – Мэй он убил во время вечеринки в твою честь – значит, он чувствует безнаказанность и считает себя неуловимым. Он уже не таится и не скрывает, что он вампир, потому что людям в «Аперитив» вход заказан. Кроме того, он был хорошо знаком со всеми убитыми, они доверяли ему и не ожидали от него смертельного укола, поэтому следов сопротивления нет.

– Либо это кто-то из старших вампиров, владеющих навыками гипноза, – предположила я.

– Да-да, конечно, – подтвердил Глеб. – Такую версию тоже рассматривают.

– Но кому это надо?

– Для начала хорошо бы узнать зачем. Тогда будет понятно, кто за этим стоит…

– Ты считаешь, что записку написал убийца? – Я покосилась на бумажку, белеющую на приборной панели.

– Не знаю, – признался Глеб. – Может, да, может, нет. Может, это предупреждение, а может, и чья-то злая шутка, ведь текст твоей записки отличается от записок, которые оставляет убийца. Но с учетом нападений все очень серьезно…

– И все-таки с того дня ты решил не спускать с меня глаз, – с горечью сказала я.

– Почему тебя это огорчает?

– Потому что я полная дура. Потому что я думала… Хотя ты мне даже никогда не говорил… А оказалось, что…

Глеб не дал моему всхлипу сорваться с губ, стерев его своим поцелуем, как когда-то стер из памяти мои воспоминания о записке и о трупе Мэй в женском туалете.

– Я люблю тебя, – выдохнул он и лукаво улыбнулся. – Я не говорил этого уже полвека.

– Считаешь, это должно польстить моему самолюбию? – пробурчала я все еще сердито.

– А разве нет? – усмехнулся Глеб. – Желающих услышать эти слова за прошедшие годы было достаточно.

– Спасибо, что напомнил мне, что я у тебя сто двадцать третья! – огрызнулась я.

– Не такой уж я ловелас, – ничуть не обиделся Глеб и лукаво добавил: – Ты всего лишь девяносто девятая!

– Роковое число, – проворчала я. – Того и гляди польстишься на какую-нибудь новую красотку, чтобы пополнить свой донжуанский список сотым экземпляром с ногами от ушей.

– Эти девяносто семь не стоят одной тебя, – убежденно соврал он.

– Девяносто семь? – ревниво переспросила я, но, взглянув в глаза Глеба, поняла, что шутить насчет той единственной, о которой он умолчал, не стоит. И какое-то седьмое чувство подсказывало мне, что речь о барменше с цыганскими глазами, сыгравшей в судьбе Глеба ту же роль, что Жан – в моей. – Извини.

– Ерунда, – отмахнулся Глеб. – Я даже благодарен ей. Если бы не она, я бы состарился раньше, чем встретил девяносто девятую тебя, и ты бы никогда не обратила внимание на древнего высохшего старца. – Он рассмеялся и прижал меня к себе.

– Пусти меня, извращенец! – заартачилась я.

– Это почему еще я извращенец? – изумился Глеб.

– Тебя ведь возбуждает, что, возможно, за нами сейчас наблюдает убийца? – проворчала я. – Может, он как раз сейчас выжидает удобный момент?

– Глупышка, – улыбнулся мой вампир. – Что плохого в том, что мне хочется тебя защищать? Или ты из породы феминисток? Что-то я не припомню такого пункта в твоем досье, моя лейбломаночка, – намекнул он на шутливую характеристику, которую зачитывал на вечеринке-посвящении.

– Наглый поклеп! – возмутилась я. – Кто только сочинил подобную чушь?!

– Я, конечно! – оскорбился Глеб. – Я же главный по приколам.

– Боже, с кем я связалась! – заломила руки я.

– Раньше надо было думать, – самодовольно ухмыльнулся Глеб. – Теперь уже не отвяжешься!

Я отвернулась к запотевшему стеклу, машинально вывела пальцем сердечко и улыбнулась:

– Смотри, как мы надышали.

– Все не выбросишь из головы эти киношные штампы, мол, вампиры не дышат? – рассмеялся Глеб.

– А еще боятся чеснока, вспыхивают синим пламенем на солнце и до колик боятся серебра, святой воды и распятия, – радостно перечислила я. – Слушай, все хочу спросить. Ну распятие и святая вода – это понятно. Вампиры – монстры, справиться с которыми может только истинная вера. А почему серебро, а не золото или медь?